Я зареклась писать по Доктору, когда прочитала Praxis. Но я же неугомонная. Ночью набросала кой-чего - дважды позарилась на святое. Теперь вот думаю: так оставить или сделать большую кроссоверную хреновину, сильно потревожив загробную жизнь Михаила Афанасьевича?
кусочек
"Улицу наполнял весёлый, молодецкий ритм – тыдых-тыдых, тыдых-тыдых. Колёса трамвая жались к новеньким рельсам, как восторженные девки к популярному поэту, - то был томный от жары московский вечер. Булыжники мостовой Ермолаевского блестели от пота уработавшихся граждан, то и дело поскальзывающихся по дороге домой или ещё куда. «Им бы помедленнее, повдумчивее, - а ну как расшибётся кто? И ведь прямо под колёса, черти, - думала вагоновожатая, устало пожёвывая папиросу.
У перекрёстка с Большим Козихинским ей пришлось сбавить ход, - перед трамваем шла целая вереница грузовиков не то с углём, не то со щебнем. Как только трамвай, качнувшись, продолжил путь, дверь его распахнулась, казалось бы, без посторонней помощи, а через пару секунд на порог взлетел необычный человек.
Вожатая от неожиданности выронила папиросу и выругалась. Мужчина был одет в старомодный клетчатый костюм. Чудаковатый головной убор его съехал набок, а потрескавшееся пенсне бестолково болталось на серебряной цепочке, запутавшейся вокруг галстука-бабочки.
«Немец», - подумала вожатая. Её гость был ещё молод, но взгляд его был по-стариковски упрямым, разочарованным. Этот взгляд метался по вагону в поисках чего-то, но терпения у его обладателя хватило ненадолго.
- Немедленно остановите трамвай! Это вопрос жизни и смерти! – потребовал иностранец на уверенном русском, что, впрочем, не внушило доверия умудрённой опытом женщине.
- Ишь, раскомандовался! А документы где, командир?..
Странный гость нервно выдохнул и сунул прямо под нос вагоновожатой паспорт.
- Ой, ну конечно, как я сразу не признала. Покойный Феликс Эдмундович! Вот уморили! – захохотала женщина. Трамвай сворачивал на Малую Бронную, набирая чудовищную скорость. Испуг промелькнул в глазах иностранца, - но он уже нашёл, что искал. Отталкивая гневно орущую вагоновожатую, мужчина схватился за ручку тормоза и рванул её на себя. Послышался протяжный скрежет, похожий на всхлип великана из самых земных недр, трамвай тряхнуло вперёд… И он остановился. Впечатавшись в переднее стекло, вожатая потёрла ушибленную переносицу и тут же ахнула, заметив разыгравшуюся перед ней картину.
Десятки людей собирались вокруг турникета, обеспокоенно переговариваясь и, видимо, давая друг другу ценнейшие советы. Их взгляды были направлены прямо на рельсы, где в каком-то метре от горячих колёс трамвая лежал человек. Его грудь быстро поднималась и опускалась в отчаянных попытках восстановить дыхание, лицо было перекошено в гримасе ужаса, а полная луна, взошедшая над Патриаршими прудами, отражалась в его глазах настоящим безумием. «Неужели живой?», - читалось по губам упавшего.
Женщина обернулась, чтобы потребовать объяснений у иностранного гостя. Но того уже и след простыл. «Всё равно поймают, - размышляла вагоновожатая, выходя из трамвая, чтобы помочь бедолаге. – Поймают и вышлют вон. У нас и своего жулья хватает».
В блеске воды на прудах в тот вечер явно чего-то не хватало, - совсем как нарзану в местном ларьке".
Я зареклась писать по Доктору, когда прочитала Praxis. Но я же неугомонная. Ночью набросала кой-чего - дважды позарилась на святое. Теперь вот думаю: так оставить или сделать большую кроссоверную хреновину, сильно потревожив загробную жизнь Михаила Афанасьевича?
кусочек
кусочек